Житель Старого Оскола рассказал об ужасах фашистской оккупации территории края

Первый поезд по железной дороге Старый Оскол – Ржава отправился в путь 78 лет назад. В строительстве приняли участие 25 тыс. человек. Среди них – житель села Монаково Николай Чурсин.

В июне 1941 года Коле Чурсину было 13 лет. Родился он в Верхне-Атаманском, там же окончил пятый класс, помогал родителям по хозяйству. Жизнь казалась безоблачной. Смущали только разговоры о войне.

«Никто не верил, что Германия решится напасть на СССР, – вспоминал Николай Филиппович. – И когда объявили по радио о начале военных действий, в нас поселился страх. Немцы приближались. Начались бомбёжки. Самую первую я запомнил навсегда. Мы с друзьями ходили, корову выпасали, и вдруг земля загудела – аж в душу ударило, испугались здорово все. Потом узнали, что бомбили в районе города. А в июле 1942-го оскольский край оккупировали захватчики. Отец до войны работал секретарём сельсовета. Как только немец пришёл, его вызвали в комендатуру и стали требовать список коммунистов. Он ответил, что в сельсовете никогда не было такого списка, что он в райкоме, в городе. Тогда немцы хотели заставить его стать старостой на селе. Но отец сказал, что он больной и немощный. Солдаты его избили. Он пришёл домой, снял рубаху, и мы увидели красные, распухшие полосы на спине. Мать заплакала: «За что тебя так?» Он рассказал и прибавил: «Как я мог согласиться стать старостой?! У меня три сына на фронт ушли! Они вернутся, что на это скажут?»

Немцы грабили село, забирая у населения еду, скот и птицу. Трое детей старшей сестры Николая и двое старшего брата остались без молока, потому что коров отобрали.

«Когда фашисты уходили, на наш двор заехали две больших подводы, нагруженные снарядами и минами. А я как раз за водой ходил. Вернулся, немецкий солдат отнял у меня вёдра. Одно отдал своей лошади, а второе я хотел взять, но он наставил на меня автомат. В это время из дома вышел немецкий офицер и что‑то ему сказал. Солдат убрал автомат и сильно толкнул меня. Я и ушёл. Потом понял, что он мог меня застрелить. Когда началась битва за наше село, все, кто мог, убежали в соседнюю деревню. Вернулись, а наш дом наполовину разбит, вся центральная часть села, колхозные дворы и школа сожжены».

В июне 1943 года началось строительство дороги Старый Оскол – Ржава. Направили туда и Николая.

«Наш участок был в районе села Йотовка. Однажды приходит ко мне бригадир. Запрягай, говорит, лошадь, отвезём на стройку отремонтированные носилки, лопаты, да и сам туда поедешь, подмогнёшь. И мы поехали. Там было трое наших девчат – Нина Пушкина, Клава Назарова и Соля Степанчева, которых я хорошо знал. Мы отсыпали дорогу вручную. Грунт таскали на носилках. Специалист с каким‑то прибором ходил, замерял высоту насыпи, следил и за качеством работы. А мы таскали, насыпали, трамбовали. Казалось – дорога живая, столько там людей было. Как муравьи. И мы себя не жалели, не только выполняли, но и перевыполняли нормы. Еды нормальной не было. Кто‑то из дома брал – да много ли принесёшь! У меня в основном были картошка в мундире да огурцы. Повезёт, так хлеба передаст мать. Иногда приезжала солдатская кухня. Но и у них разносолов не было. Как‑то раз дали нам каши, заправленной старым маслом. Оно было прогорклое, и каша стала очень горькая, зато горячая. Поэтому казалась нам слаще мёда. Все ели. Потом получили по стакану чая и снова – за носилки и за лопаты. У нас там лозунги висели: «Смерть немецким оккупантам!», «Всё для фронта, всё для Победы!». Все силы отдавали этому. И откуда только брались у нас эти силы, не знаю. Девчата по 17–18 лет такие носилки нагружали, что не каждый мужик поднимет. Надрывались они, конечно, поэтому и долго не пожили».

Когда закончилась война, Николай Чурсин получил образование и стал агрономом. Переехал жить в село Монаково. Успешно работал в колхозе. Был избран председателем сельсовета, затем – секретарём местного парткома. Николай Филиппович пользовался очень большим авторитетом. Он отдавал работе почти всё своё время, много помогал людям. И когда всё же ушёл на заслуженный отдых, решением облисполкома партии ему была присвоена персональная пенсия.