Жительница Городища Любовь Попова трудилась поваром, обеспечивая горячим питанием геологов, геофизиков и старателей. Иногда это, казалось бы, простое дело оборачивалось настоящим квестом, пройти который достойно смогли не все.
«В 1985 году я впервые полетела из Усть-Неры с поисковой партией геологов на участок в тайгу, – рассказала Любовь Николаевна. – Их было человек 15, плюс я и мой сын. Жили в палатках. Еда была сытной, вкусной, но в основном из консервов и круп, поскольку привозили припасы на вертолётах, а хранить разносолы в тайге негде. И вот как‑то заканчиваются у нас припасы в очередной раз. Прибывает вертолёт, но без съестного, поскольку наш начальник решил заказать его в другой раз. А в этот – отправить как можно больше проб, набранных геологами. У нас были небольшие запасы, которые мы спокойно съели, рассчитывая на следующий рейс. Но в Усть-Нере испортилась погода, и вертолёт к нам не полетел. Через несколько дней распогодилось там, но пошли дожди здесь. Почти полмесяца мы оставались в полной изоляции, была только радиосвязь с посёлком».
Но вы же находились в тайге. Многие уверяют, что там на подножном корме – дичи, грибах, ягодах – можно жить практически до снега.
«А закон подлости никогда себе не изменяет, – засмеялась Любовь Николаевна. – Там, где мы стояли, действительно, была глухая тайга. Я как‑то даже наших якутских лошадок, которые таскали экспедиционное имущество, перепутала с молодыми лосями. Но именно в то время дичь ушла. Не было и рыбы, хотя это настоящий рыбный рай. Росли одни грибы, которые мы собирали и ели. Кроме них из продуктов остались соль, лавровый лист, чай и манка. Спичек хватило впритык до следующего вертолёт».
Работать на грибной и манной диете мужчинам было тяжело, но они продолжали исследования. Чтобы разнообразить рацион, заимствовали овёс у лошадей, дробили его и пекли лепёшки. Однажды геологи подстрелили куропатку. Любовь попросила отдать мясо десятилетнему сыну. Все согласились, но кто‑то всё же не выдержал, оттяпал у неё ножку.
«Когда эта голодовка случилась, все стали видны как на ладони, – сказала Любовь. – Мы сплотились. Друг за друга горой стали. А вообще, в геологоразведке мужчины очень внимательны к женщинам, понимают, насколько им тяжелее в экспедиции. У нас была баня необыкновенная. Полог натянули над небольшим ручьём, нарубили деревья, положили жёрдочки, поставили печку, в ней на берегу грелась вода. Берёшь ковшиком горячую, а из ручья – холодную, смешиваешь и моешься. На всех было только два банных тазика. В них и купались, и стирали, и солили рыбу. Но никто не пострадал и грязью не зарос. Когда вертолёт наконец‑то прилетел, с него стали кидать крафтовые (бумажные) мешки с хлебом прямо на землю. Я это увидела и разрыдалась – было невмоготу видеть, что с хлебом так обращаются».
Усть-Нера – посёлок городского типа на востоке Якутии, административный центр Оймяконского улуса (района) Республики Саха. Он расположен на правом берегу реки Индигирки в устье её правого притока – Неры. Как и Оймякон, находится на территории мирового полюса холода. Затерянный среди болот и сопок на полпути между Якутском и Магаданом, посёлок стал северным Клондайком, на котором добывали до 20 тонн золота ежегодно. Без особых затрат, поскольку рудные жилы там выходят на поверхность, и золотые россыпи в этих краях – вовсе не сказка. Их открыли в середине 1930-х годов. А в 1938-м был создан «Дальстрой» – трест по управлению дорожным и промышленным строительством на Колыме. Кроме золотодобывающей промышленности, здесь находился «Индигирлаг» – часть сталинского ГУЛАГа. Заключённые «Индигирлага» добывали золото практически голыми руками. Они же проложили трассу из Магадана. По оценкам историков всего на территории Якутии располагалось 105 лагерей, порядка 30 из них – в Оймяконском улусе. В один из них за свободомыслие ссылали советских поэтов Бориса Ручьёва и Варлама Шаламова.
Позже прииски объединили в государственный горно-обогатительный комбинат «Индигирзолото». В 1990-е он обанкротился. Сейчас там работают немногочисленные артели и горнорудные частные предприятия.
…Родители Любови Поповой в эти края перебрались в 1966 году из солнечного Фрунзе. Как и многие – просто завербовались и уехали на Север. Сначала, весной, – отец Николай Семёнович, а в августе – мать Надежда Степановна с тремя детьми. После тепла и изобилия Средней Азии полюс холода показался им параллельным миром.
«Контраст дикий, в голове не укладывался поначалу, – отметила Любовь Николаевна. – Отец купил небольшой дом. Мы стали привыкать. Помню, в первую зиму от морозов и ветра у меня жутко болел лоб. В нём как будто образовалась ледышка, которая не размораживалась. Потом научились укутываться от макушки до пят».
В посёлке частных домов мало и сегодня. В основном на вечной мерзлоте построены четырёхэтажки на сваях. Иначе никак. От тепла домов земля начинает таять, и они «плывут». Плюс Индигирка время от времени разливается так, что сносит всё на своём пути.
Самая яркая достопримечательность этих краёв – погода. Ветра и морозы такие, что тем, кто там не бывал, представить невозможно.
«Как‑то я была в отпуске на материке и зашла в магазин купить уличный термометр, – рассказала наша героиня. – Смотрю, а все они только до минус 50 градусов. Спросила продавщицу: есть ли с большим минусом? Та обиделась, говорит, где вы такую температуру видели? Я ей и ответила: там, где живу. Пришлось термометр покупать дома, такой, чтобы и минус 70 показывал».
Самой холодной была зима, когда ртутный столбик опустился до минус 66 градусов. Ещё хуже, когда при морозе поднимался ветер.
«Такое было, кажется, в 1977-м – обморожения получил практически весь посёлок. На работу, помню, бежала перебежками – ребёнка в садик, потом от магазина до магазина. И так же домой, – сказала Любовь Николаевна. – А сын в санках сидел, укутанный, кроме одежды, ещё и в оленью шкуру, как кулёк, даже глаз не видно. Когда мороз 45–50 градусов, стоит чуть дунуть ветерку, чувствуешь себя словно голым, и никакая шуба не помогает. Когда за минус 50 переваливает, начинаешь чувствовать каждый градус. И слышать. Воздух шелестеть начинает. Плюнешь, пока долетит до земли – уже комочек льда. Птицы замерзали на лету. Воздух воду не принимает, если бельё повесишь сушиться, так весной мокрое и снимешь. А когда за минус 60, то как‑то ощущение холода теряется. Зато ощущаешь нехватку кислорода в воздухе. Дыхание перехватывает, начинаешь кашлять. Пар от дыхания замерзал на ресницах. Потом в тепло зайдёшь, и тушь потекла. Но мы были молодые, всё равно красились».
Выбор работы у жителей Усть-Неры был невелик и тогда, и сейчас. После школы Любовь Николаевна работала в разных организациях. А в 1990-е их стали закрывать. Тогда она устроилась в геологоразведку поваром. Запомнилось многое – как поисковики возвращались с маршрутов, сгибаясь под тяжестью рюкзаков с пробами. Как буровики ставили вышки и бурили, определяя глубину залегания золотой жилы. А она могла уйти и на три, и на пять, и на сколько угодно метров. Довелось поработать и на приисках. Например, на реке Еченка, притоке Индигирки.
Там было так называемое ураганное золото, когда жила выходит практически на поверхность земли. Для добычи это шикарные условия. Такие места и породили легенды о том, как шёл человек, споткнулся о камень, а это оказался кусок золота, и он вмиг разбогател. На самом деле такое бывает крайне редко. Обычно золото всё же нужно вымывать из породы, и это не так‑то просто. Труд старателей, даже на современных предприятиях, где многое автоматизировано, очень нелёгок. После одного из таких выездов Любовь Николаевна приняла решение уехать на материк навсегда.
Заехали 18 февраля 2007 года на участок. Там были цеха, где мыли золото полуавтоматическим способом, поэтому работы начинались ещё зимой. И где‑то через неделю градусник стал на 56–58 градусов ниже нуля. И отрубилось электричество. А на Севере войны не надо – просто отключи свет, и всё – воды нет, тепла нет. Раньше печки были дровяные, а сейчас их нет. Кое‑как дождались починки линии электропередачи. Было так холодно, что за ночь волосы примёрзли к подушке. Мужчины дали нашей героине большие унты, она их надевала поверх своей обуви, стояла на оленьей шкуре, и всё равно ноги мёрзли. Не согревалась даже у работавшей плиты, на которой готовила. Чуть отойдёшь – холодно.
Трудная жизнь на Севере скрашивалась необычной для наших широт едой. Одно из самых популярных блюд – пельмени. Их делали с чем угодно. С рыбой, олениной, зайчатиной – со всем, что есть. Классика северной кулинарии – строганина. Тоже из любого мяса или рыбы. Чего очень не хватало, так это свежих овощей и фруктов. Капусту в сентябре покупали мешками. Часть откладывали, чтобы поесть свежей, часть засаливали, а часть замораживали. Её приберегали напоследок. К концу зимы и она была востребована.
«Вносили заледенелый кочан осторожно, чтобы не уронить и не разбить, – рассказала Любовь Николаевна. – Она была как стекло. Размороженная, становилась мягкой, невкусной. Часто так же хранили и рыбу: обливали водой – и на мороз. Потом снова и снова, пока не получался ледяной куколь. В таком виде она и до весны могла храниться».
Любимыми рецептами Любовь Попова поделилась с нами. Может, кто‑то рискнёт украсить свой стол блюдами из Усть-Неры.
Например, хе из белой рыбы: полузамороженную тушку порезать соломкой, как на бефстроганов, чуть подсолить. На сковороде раскалить подсолнечное масло, чтобы кипело, всыпать туда красный острый перец. Затем вылить его в миску с рыбой и перемешать. То же блюдо можно сделать с мясом. Только его нужно высыпать в масло и дать буквально чуть покипеть.
Ещё один рецепт: взять стеклянную банку, слоями выложить лук кольцами и любую красную рыбу, добавляя при этом соль, перец и лавровый лист по вкусу. Залить подсолнечным маслом. Через сутки-двое можно есть.
«Север, несмотря на внешнюю суровость, очень щедр и полон жизни, – сказала Любовь Попова. – Но главное его богатство – это люди. Со многими коллегами и односельчанами я до сих пор общаюсь и переписываюсь. И жалею, что уехала от них. Но если чувствуешь, что устал от морозов, надо уезжать. Я прожила в Усть-Нере 41 год, и я её никогда не забуду».